Чеченский суфий Бамат-Гирей-Хаджи Митаев – основатель одного из зикристских вирдов Чечни, последователь Кунта-Хаджи Кишиева, зачинателя кадирийского (зикристского) движения в Чечне. Английский востоковед Дж. Тримингэм считает, что суфийские братства «Кунта Ходжа, Баммат Ходжа и Баттал Ходжа – представляют собой ответвления старой тарики накшбандийа» [1]. Эти братства не являются ответвлениями тариката накшбандийа, наоборот, они – вирды, ответвления тариката кадирийа. На самом деле суфийские группы (вирды) Бамат-Гирей-Хаджи и Батал-Хаджи (распространены в Ингушетии) являются ответвлениями кавказского варианта кадирийа (зикризма). Возникли они в Чечне и Ингушетии в ходе и после Кавказской войны.
Бамат-Гирей-Хаджи – отец Али Митаева – известного в Чечне политического и религиозного деятеля, активного участника сопротивления чеченцев белой армии А. Деникина, члена ревкома Чеченской автономной области. В состав ревкома ЧАО Али Митаев был рекомендован его председателем Таштамиром Эльдархановым и секретарем Северо-Кавказского бюро ВКП (б) Анастасом Микояном. Обвиненный в подготовке контрреволюционного мятежа на Северном Кавказе Али Митаев был арестован в 1924г., а в 1925г. расстрелян чекистами в центральной тюрьме г. Ростова-на-Дону. Тщательное изучение архивных документов, составленных безграмотными следователями ОГПУ Грозного и Ростова-на-Дону, убеждает, что «дело Али Митаева» было грубо сфальсифицировано и искусственно раздуто. Вместе с тем это дело – начало уничтожения известных национальных политических и религиозных деятелей, пользовавшихся авторитетом в народе. Доказательство вины Али Митаева, приведенное в этом деле, которое десятки лет хранилось в архиве бывшего КГБ ЧИАССР до его разгона дудаевцами, не выдерживает никакой критики.
Жестокими пытками, выбивая признания у лиц, знавших Али Митаева, чекисты Абульян, Крафт, Миронов, Евдокимов создавали «доказательную базу» вины Али Митаева. В целях более детального прояснения жизни, деятельности и судьбы этого видного лидера чеченского народа, думается нам удастся высказаться более основательно.
В этой же публикации вниманию читателей предлагается историко-биографический очерк жизни и деятельности шейха Бамат-Гирей-Хаджи, оставившего заметный след в истории и духовной жизни чеченского народа. Бамат-Гирей-Хаджи – один из глубоко почитаемых в народе святых (авлийа), число его сторонников в Чечне и Ингушетии достигает более 10 тыс. человек. При написании текста использованы архивные документы, народные предания, этнографические данные.
Цель данной публикации – более подробно осветить неизвестные страницы жизни и религиозной деятельности одного из ярких духовных лидеров чеченцев, память о котором сохраняется в народе до сих пор.
1. Божий дар.
Бамат-Гирей Митаев родился примерно в 1838 г. в селении Автуры во время так называемой Кавказской войны. Он принадлежит к тайпу Гуни. Родоначальником фамилии Митаевых считается МитIа, отец Бамат-Гирея. Отца МитIы звали Анзор, а его отца – Гандор. До сих пор местечко, расположенное между Автурами и Сержень-Юртом, носит имя Анзор-кIотар. МитIа жил во времена Шамиля и пользовался признанным уважением среди чеченцев. Говорят, что однажды Шамиль спросил у него, чем он заслужил столь высокое уважение в народе. В ответ МитIа сказал: «По мере моих сил я выполнял все предписания ислама, остерегался совершения греховных поступков, поддерживал родственные узы, и гость в моем доме был всегда желанным». Материальное благополучие семьи МитIы позволило Бамат-Гирею получить духовное образование и посвятить себя служению Богу. Он не раз выдерживал придирчивые экзамены алимов, демонстрируя глубокое знание мусульманского вероучения.
Еще в детские годы он становится последователем шейха Кунта-Хаджи Кишиева. Предание сообщает, что однажды Кунта-Хаджи среди игравших на кладбище детей приметил мальчика, который ходил между могилами, прислоняя голову к каждой из них. Кунта-Хаджи спросил у своих мюридов, знают ли они, что делает этот мальчик. Получив отрицательный ответ, он пояснил, что мальчику хорошо видно то, что происходит в каждой могиле. Обладателем столь необычайных способностей оказался Бамат-Гирей. Кунта-Хаджи привлекает его в круг своих мюридов, обучает основам учения кадирийа. Предание сообщает, что покровительство, оказываемое мальчику, вызывало зависть у некоторых мюридов.
Чтобы изменить завистливое отношение мюридов к мальчику, Кунта-Хаджи создает условия, в которых раскрывается его сверхъестественный дар. Как-то Кунта-Хаджи вместе со своими мюридами был приглашен в гости. Хозяин, являвшийся его мюридом, угощал национальным блюдом «жижиг-галныш». Обратившись к Бамат-Гирею, устаз [учитель, араб.] зикристов спросил, съедобно ли это блюдо? Последовал отрицательный ответ. Выяснилось, что приготовленное мясо было от барашка, вспоенного собачьим молоком. Кроме того, мальчик по просьбе шейха отделил несъедобную часть пиши от съедобной. Этот, поразивший мюридов эпизод убедил последователей Кунта-Хаджи, что их юный друг обладает божьим даром. Отношение к Бамат-Гирею кардинально изменилось, о нем распространилась молва, что он «отмечен» печатью Бога. С тех пор, как утверждается в предании, многие чеченцы стали относится к нему с большим почтением.
2. Новый путь.
В начале 60-х гг. XIX в. число сторонников Кунта-Хаджи в Чечне заметно увеличилось. Противники прекращения войны с Россией, сторонники шамилевского газавата, пытались использовать его в политических целях. Заговорщики в Чечне создают «параллельную власть», во главе которой, судя по сведениям источников царского периода, стоял Кунта-Хаджи, хотя прямого доказательства для такого обвинения не существовало.
В ходе противостояния горцев и военных часто совершались убийства царских офицеров, к которым не был причастен Кунта-Хаджи. С первых же дней своей религиозной деятельности он выступал за примирение с русской властью и прекращение войны. Частые карательные экспедиции, совершаемые царскими войсками, усугубляли военно-политическую напряженность в крае, что привело к новому витку сопротивления со стороны чеченцев, а в суфийском ордене Кунта-Хаджи, обладающем четкой организационной структурой, власть усматривала эвентуальную силу сопротивления.
Дабы упредить очередное восстание в Чечне, царские власти наносят превентивный удар по движению зикристов. 3 января 1864 г. Кунта-Хаджи был арестован и сослан вместе с ближайшими сподвижниками. Однако устаз зикристов не совершил ни одного действия, за которое его можно было подвергнуть аресту, что подтверждало само русское командование. Многочисленные последователи Кунта-Хаджи, требовавшие освобождения своего учителя, были разгромлены и загнаны в подполье. Установившаяся в Чечне царская власть подвергала преследованиям последователей кадирийа, что продолжалось до прихода советской власти, которая вначале заигрывала с зикристами, видя в них социально ущемленную часть населения, а с конца 20-х гг. стала преследовать их.
В течение 60 –70-х гг. XIX в. среди чеченцев, недовольных порядками, устанавливаемые русскими в Чечне, часто возникали восстания, которые жестоко подавлялись. Десятки тысяч чеченцев были сосланы в Сибирь и депортированы в Турцию. Значительная часть их принадлежала к зикристам. Бамат-Гирей, избежавший ареста, спустя некоторое время становится идейным руководителем антицаристских выступлений чеченцев.
До сих пор у кунтахаджинцев нет ответа на вопрос, является ли Бамат-Гирей-Хаджи Митаев продолжателем вирда Кунта-Хаджи. Одни утверждают, что Кунта-Хаджи не оставил преемника, заявив, что вернется к своим мюридам, и многие из них придерживаются этого мнения. Другие считают, что Бамат-Гирей был самым близким и талантливым учеником Кунта-Хаджи, а потому он – продолжатель его дела. В течение шести лет, до 1870 г. Бамат-Гирей продолжал дело своего учителя, вовлекая в вирд Кунта-Хаджи все новых последователей. Со временем он становится во главе большой группы мюридов, которые видели в нем своего духовного учителя, но сам он всегда считал своим наставником Кунта-Хаджи. Однако те, кто утверждал, что Кунта-Хаджи вернется в Чечню и возглавит оставшихся без наставника мюридов, не желали смириться с лидерством его ученика.
В связи с этим примечателен текст арабского письма, написанного муллой Хамидом из ингушского селения Яндырка, адресованного мулле Асхабу из Урус-Мартана. В нем констатируется, что Гайрбек-Хаджи из Сурхохи, посетивший во время паломничества в Мекку шейха Муссу из Стамбула, в присутствии Сосламбека-Хаджи из этого же селения и некоторых других лиц задал вопрос, как ему, мюриду Кунта-Хаджи, следует поступить в связи с долгим отсутствием его устаза? Шейх Мусса на этот вопрос ответил, что каждый последователь кадирийского тариката в Чечне «обязан избрать в качестве своего духовного наставника Бамат-Гирея-Хаджи, поскольку он воспитан и подготовлен шейхом кунта-Хаджи». Перевод этого арабского письма на чеченский язык осуществил Саид-Магомед-Хаджи Дадаев из селения Автуры. С чеченского языка на русский оно переведено М.Б. Заурбековым. Более развернуто этот сюжет изложен в трактате Асхаба-муллы из Урус-Мартана, текст которого хранится в личном архиве М.Б. Заурбекова, издававшего в ЧИАССР газету «Исламан зIаьнарш» («Зори ислама»), автора многочисленных публикаций и телепередач, посвященных «святым местам» в Чечне.
Как сообщает предание, через семь лет после ссылки Кунта-Хаджи в Чечне наступила сильная засуха. В связи с этим в Сержень-Юрте, на кладбище, где находится зиярат [мавзолей] накшбандийского Умалт-шейха – сторонника Шамиля, в 1851 г. проповедавшего в Чечне газават, собрались известные религиозные авторитеты и их последователи с целью попросить у Всевышнего благотворного дождя [2]. Были принесены жертвы, читались молитвы и исполнялись суфийские зикры. Видные религиозные деятели Чечни по очереди совершали ритуал – доIа (молитва-прошение верующего). Но организаторы схода «позабыли» предоставить Бамат-Гиерю-Хаджи слово для произнесения молитвы. Многие присутствовавшие восприняли негативно такое отношение к шейху.
В этот день в ходе исполнения громкого кругового зикра сторонники Бамат-Гирея-Хаджи, придя в экстаз, стали исполнять зикр в несколько иной форме, что привело в изумление очевидцев. Тут же об этом событии сообщили Бамат-Гирею. Выслушав «новость», он заметил, что у него никогда не было намерения исполнять иной зикр, кроме зикра своего устаза, но поскольку его часто укоряют в отсутствии собственного пути, указанного Богом, то вынужден начать распространение нового учения. Собравшимся он также сообщил, что если они не очистят свои сердца от пороков, то Всевышний не даст им ответ на их молитвы. Предложив на следующий день собраться на кладбище шахидов в селе Герменчук, Бамат-Гирей-Хаджи со своей свитой покинул собрание верующих.
Слова Бамат-Гирея-Хаджи облетели всю Чечню. На следующий день к назначенному месту съехалось множество людей. Бамат-Гирей-Хаджи, прибывший на этот сход, исполнил молитву, в которой просил у Всевышнего долгожданного дождя. Быстро завершив ее, он заявил людям, что Бог внял его просьбе, и люди могут разойтись по своим домам. В предании утверждается, что после окончания молитвы шейха небо неожиданно заволокло дождевыми тучами, и на землю полил обильный дождь.
Верующие восприняли это как божье знамение, а Бамат-Гирея стали воспринимать как имеющего благоволение неба.
3. Самоистязание.
Примерно в 1875 г. Бамат-Гирей вместе с группой чеченцев отправляется в Мекку для совершения хаджа. После возвращения его религиозная деятельность усиливается. Он много времени уделяет изучению Корана, Сунны, суфийской литературы. В целях духовного и нравственного очищения, приближения к Богу он совершает суфийский обряд – «халват», уединение. Для этого во дворе своего дома он вырыл яму, в которой, судя по преданиям, провел в общей сложности шесть лет и шесть месяцев, при этом ограничивая себя в пище. В самоистязании он доходил до того, что заставлял свою супругу Аругаз готовить для себя самую изысканную пищу, которая опускалась в яму. Но к еде он не дотрагивался, а за желание поесть укорял себя и заставлял забирать еду обратно.
Когда Бамат-Гирей-Хаджи был выведен из состояния халвата, он был настолько слаб, что его поддерживали с двух сторон, а его голова при этом непрерывно раскачивалась вперед и назад. По этому поводу житель аула Автуры Исраил Яхъяев рассказывал, что он своими руками придерживал, раскачивающуюся голову Овды (имя, данное Бамат-Гирею-Хаджи его мюридами). Когда Бамат-Гирея ввели в дом, его жена спросила: «Тело ты свое убил, но достиг ли ты поставленной цели?» Шейх ответил, что, находясь в течение шести лет в халвате, непрерывно упоминая имя Аллаха, он полностью выполнил свой долг перед ним, а последние полгода провел в яме в память об устазе своем.
После халвата мирские дела для Бамат-Гирея-Хаджи становятся малозначительными, он всецело посвящает себе служению Богу. Один из его мюридов по поводу самоистязания своего шейха сочинил назму (религиозную песню), перевод одного из куплетов звучит так:
«Во тьме халвата искал ты Бога,
Всю свою жизнь ты его восхвалял,
Будь свободен, Бог тебе сказал.
Рабом божьим стал наш устаз Овда».
Назмы, сочиненные мюридами о жизни и святости Бамат-Гирея-Хаджи, регулярно исполняются во время мовлидов, зикров, похорон в семьях представителей этого вирда. Исполнение любого зикра в Чечне – впечатляющее зрелище. В ходе зикра некоторые мюриды впадают в транс (шовкъ – чеч.), что среди суфиев воспринимается как знак особого внимания свыше.
В научных разработках чеченских авторов совершенно мало внимания уделено исследованию зикра и его разновидностей, влиянию на психологическое состояние исполнителей, а в целом не установлено место суфизма в этнокультурных традициях народа. В связи с модернизационными процессами, оказывающими воздействие на традиционные культуры, чрезвычайно актуален вопрос о соотношении традиций и инноваций, что предполагает проведение серьезных научных разработок, без которых невозможно определить уровень цивилизованности этноса.
4. Политизация вирда.
В конце 80-х гг. XIX в. влияние Бамат-Гирея-Хаджи на чеченцев усиливается, число его сторонников значительно возрастает. Политическая ситуация в Чечне приобретает напряженный характер. Так, Е. Максимов пишет: «В 1886 г. в Чечне снова сеялась смута, а в самое последнее время возрождение религиозно-политического учения зикристов опять едва не наделало нам хлопот»[3]. В данном случае под зикристами имелись в виду последователи Бамат-Гирея.
Дореволюционные архивные документы фиксируют возросшее влияние шейха Овды на народ. В секретном донесении начальству генерал-майор Орбелиани пишет, что «он еще при жизни слывет за святого, что подтверждается тем, что каждое место, где совершил моление Бамат-Гирей-Хаджи, обозначено особыми отличительными знаками, так почти по всему пути в ставку начальника 2-го участка в сел. Саясан мне приходилось встречать места, огороженные плетнем или забором, считающиеся населением священными, так как там молился Бамат-Гирей-хаджи»[4, с. 92].
Сторонники Бамат-Гирей-Хаджи в бытность начальником Терского военного округа генерал-лейтенанта Колюбякина, «пользуясь большим покровительством его, приобрели особенно большую силу, что значительно увеличило последователей их и вместе с тем довело дерзость до того, что они не хотят признавать никакой власти, кроме власти своего шейха»[4, с. 92].
В этой ситуации зикристам вирда Овды в Восточной Чечне нередко через местное чиновничество удавалось добиваться назначения на должности муфтия и мулл лиц, только им угодных. Колюбякин, сам выходец из тайпа Гуной, нуждался в поддержке чеченцами политики, проводимой им в Терской области. Авторитет Бамат-Гирей-Хаджи и его вирда вынуждали царского генерала считаться с ними. У зикристов были свои интересы, связанные с распространением влияния на других верующих, осуществлением разных торговых операций с русским населением Терской области и всего Кавказского края. Если военное командование Терской области в целом было благосклонно к мюридскому братству Бамат-Гирея-Хаджи, то Веденское окружное начальство предпринимало все меры, чтобы не допустить усиления этого братства.
Отношения, складывающиеся между ними, приобретали враждебный характер. Мюриды обращались к начальнику Терской области с жалобами на окружное начальство. При их разборе было установлено, что они являлись следствием неприязненных отношений между начальником округа капитаном Дудниковым и главою зикристов Бамат-Гиреем-Хаджи, имевшим «поползновение играть первенствующую роль в округе и устраивать как бы государство в государстве»[4, с. 94].
Усиливающееся влияние этого братства в восточной части Чечни вызывало у власти тревогу и вынуждало ее идти на жесткие меры, направленные на пресечение его деятельности.
Совпадение же интересов областной власти и вирда шейха Бамат-Гирей-Хаджи способствовало образованию временного союза между ними. Вместе с тем нужно отметить, что позиция шейха никогда не была соглашательской, ибо он всегда отстаивал интересы народа и всячески добивался словом и делом облегчения его социального и духовного положения.
Постоянно находясь в молитве, служении Богу, он снискал к себе уважение и авторитет среди верующих. Этому способствовало и то, что он обладал даром предсказывать то или иное событие. Однажды он сообщил своему родственнику, что получил знак свыше, что девочка по имени Муилмат в будущем станет его супругой, и она родит ему двух сыновей: Али и Умара, судьба которых будет трагической. Родственник шейха отнесся к его словам легкомысленно, но предсказание сбылось.
5. Зелимхан и ссылка чеченских шейхов.
Шейх Бамат-Гирей-Хаджи поддерживал чеченского абрека Зелимхана Харочоевского, вставшего на путь индивидуальной борьбы с царизмом, жестоко угнетавшим чеченское крестьянство. По утверждению А. Авторханова, «абрек» – слово чеченское, которое «впервые вошло в русский язык со времени русско-кавказской войны», и в чеченском понимании оно означает «революционер-одиночка, который мстит чужеземной власти за ее несправедливость и жестокости против чеченского народа»[5].
Многие кавказские абреки избирали путь индивидуальной борьбы с царскими чиновниками. «Око за око» – такова была их бесхитростная философия. Конечно же, после каждого случая мести абреков со стороны царских войск следовали массовые экзекуции против мирного населения. Зелимхан, преследуемый царскими войсками, нуждался в поддержке не только простых горцев, но и религиозных авторитетов. В поисках ее он обращался к шейху Бамат-Гирей-Хаджи, который относился с пониманием к его борьбе против царизма. Мюриды шейха Овды приложили немало усилий, чтобы сберечь Зелимхана от предательства тех, кто желал получить большое вознаграждение за его голову, обещанное властями. Когда царская власть, преследуя Зелимхана, участила массовые экзекуции против чеченцев, то такое предательство все-таки совершилось.
Понимая, что, пока Зелимхан находит поддержку у известных суфийских авторитетов Чечни и Ингушетии, поймать и ликвидировать его невозможно, военная администрация Кавказского края с согласия царя подвергает аресту несколько десятков чеченцев и ингушей, в числе которых имелись авторитетные на Северном Кавказе религиозные деятели. Согласно документу департамента полиции под названием «К вопросу о выдворении высылаемых из Кавказского края в Тульскую, Орловскую и Калужскую губернии шейхов и 25-ти родственников Зелимхана за оказываемые последнему пособничества в дерзких преступлениях», Бамат-Гирей-Хаджи, Докку-Хаджи, Мани-шейх, Батал-Хаджи, Сугаип-мулла, Магомед-мулла были сосланы [6, с. 1].
Командующий войсками Кавказского военного округа генерал-адъютант, генерал от кавалерии граф Воронцов-Дашков 16 сентября 1911 г. Направил российскому императору «всеподданнейший рапорт» о принятии им мер по «наказанию чеченского народа за укрывательство абрека Зелимхана и оказываемое ему пособничество в дерзких преступлениях». Воронцов-Дашков просит царя «не отказывать в зависящих распоряжениях о выдворении высылаемых…шейхов и 25 родственников Зелимхана в определенных им местах жительства и на правах лиц, высланных под гласный надзор полиции» [6, с. 1]. Копию этого рапорта 26 октября он направляет министру внутренних дел А.А. Макарову. Рапорт, написанный Воронцовым-Дашковым императору, показывает, какая сложилась на Тереке ситуация в связи с абреческой борьбой Зелимхана Харочоевского против царской власти. Виновность туземных обществ и отдельных лиц, способствующих его укрывательству, – причина неуловимости Зелимхана, выявленная наместником царя на Кавказе Воронцовым-Дашковым.
«Самым главным препятствием поимки названного абрека служит поголовное укрывательство его почти всем туземным населением Грозненского и Введенского округов и оказываемая им разбойнику в необходимых случаях активная поддержка» – расписывался в собственном бессилии царский генерал [6, с. 2]. Не сумев организовать поимку Зелимхана, он «в целях достойного наказания чеченского народа за непрерывное укрывательство Зелимхана в течение 12 лет и явное ему пособничество, а также и установления порядка дальнейшей борьбы с упомянутым разбойником» предложил начальнику Терской области осуществить следующие мероприятия:
1. «Поставить на экзекуцию войсковые части командами не менее полусотни в те населенные пункты Веденского и Грозненского округов, в район которых Зелимхан скрывался последнее время, а также и в те, к составу которых принадлежат убитые и задержанные в настоящее время разбойники, и через которых следовала шайка после нападения ея на дорожную комиссию (Хорочой, Дышне-Ведено, Махкеты, Завирихи, Ца-Ведень, Хатуни, Эшал-Хатой, Элистанжи, Таузень, Истису, Майртуп, Хой, Ихарой, Ригахой, Макажой, Автуры, Варандинские хутора). Для этого привлечь части войск Терской области и командировать пластунские сотни.
2. Выслать в Тульскую губернию сроком на 5 лет вместе со своими семьями жителей Введенского округа – Бамат-Гирей-Хаджи Митаева, Сугаипа-муллу Гайсумова и Чиммирза-Хаджи, Назрановского округа – Батал-Хаджи Белхорова, Грозненского округа – Кана-Хаджи, Абдул-Азиза Шаптукаева и Магомеда-муллу из андийского округа Дагестанской области, Омара-Хаджи как наиболее влиятельных представителей шейхов мусульманской секты «Зикра», вредных для общественного порядка и спокойствия и вместе с тем способствовавших разбойнической деятельности Зелимхана, который, являясь рьяным последователем помянутой секты, пользуется покровительством названных шейхов и служит для них орудием противодействия русской власти. Шейхи эти, как выяснено, поддерживают с Зелимханом тесное сношение, благословляют его шайку своими последователями-мюридами, доставляют ему оружие и патроны и тщательно укрывают его.
3. Выслать в том же порядке в Орловскую губернию сроком на пять лет 25 родственников Зелимхана, укрывавших его и оказывавших ему пособничество в разбоях.
4. Расселить жителей самовольно возведенных хуторов, жители коих уличены… местными властями в укрывательстве Зелимхана и предержательстве его шайки.
5. Назначить теперь же правительственных старшин во всех сельских общинах, составляющих район деятельности Зелимхана, а равно и тех селениях, откуда происходили разбойники, принимавшие участие в последнем нападении его шайки.
6. Взыскать… в месячный срок со всех чеченцев Введенского и Грозненского округов штраф в размере ста тысяч рублей для выдачи вознаграждения семьям убитого ротмистра Долидзе, инженера Орловского, чиновника Ворченко и низших чинов конного дагестанского полка и пособий раненным и вообще лицам, которые так или иначе материально пострадали во время нападения шайки Зелимхана» [6, с. 2].
Вслед за этим письмом начальник штаба Кавказского военного округа от 17 ноября 1911 г. Отправляет в департамент полиции секретный рапорт, в котором сообщает, что последовало распоряжение МВД о высылке по распоряжению Кавказского начальства «порочных горцев» в Самарскую, Курскую, Калужскую и Орловскую губернии.
В Орловскую губернию со своими семьями были выселены 24 родственника Зелимхана из Хорочоя. Приведены их списки, в которых указаны число членов их семей, возраст и имущественное положение. В документе «Сведения о семейном положении и прежней судимости шейхов Терской области, подлежащих выселению в Калужскую губернию, согласно предписанию Главнокомандующего Кавказским военным округом от 15 октября 1911 г. № 6645» говорится, что возраст Бамат-Гирей-Хаджи – 103 года, но, по нашим данным, в момент ссылки ему было не больше 75 лет. Названы три его жены – Басса, Тамигаз, Аругаз, сыновья – Али и Умар.
В документе перечислено его имущество – дом, кухня с сенцами, здание под лавку, сарай, конюшня, здание под школу, черепичный завод, дрова, сено, кукуруза, ячмень, пшеница, мануфактура на 8000 рублей, ковры, столы. Стулья и зеркала, лошадь, 4 буйволицы и 2 буйвола, фруктовый сад, участок леса.
Согласно этому документу, шейх Чиммирза Хамирзаев, которому было 45 лет, имел двух жен: Субайхат, Хурамат и пятерых дочерей. Но его материальное положение было очень скромным. Возраст шейха Батал-Хаджи, судя по этому документу – 75 лет. Вместе с ним была сослана его жена Хадижат с двумя маленькими сыновьями – Магометом (7 лет) и Курейшом (4 года). Батал-Хаджи имел «дом из 6 комнат с кухней под черепицей, 5 коров, 2 быка, фаэтон, тарантас, 13000 рублей в банке, 18500 рублей долга за людьми».
В газете «Русское слово» в связи с ссылкой Бамат-Гирея-Хаджи Митаева было опубликовано коротенькое сообщение: «Грозный. 16.IV. Глава секты «Зикра» 103-летний шейх Бамат-Гирей-Хаджи Митаев, пользующийся неограниченным влиянием в Чечне, выселяется в Калужскую губернию на 5 лет»[7].
20 апреля 1912 г. губернатор Калужской губернии уведомляет департамент полиции, что «Бамат-Гирей-Хаджи Митаев, Батал-Хаджи Белхароев, Кана-Хаджи, Абдул-Азиз Шаптукаев, Магомед-Хаджи Назиров прибыли в Калужскую губернию»[6, с. 114].
Царские власти после многочисленных обращений чеченского народа были вынуждены вернуть в Чечню Абдул-Азиза Шаптукаева, Кана-Хаджи Хантиева, а также ряда родственников Зелимхана. Дополнительные расследования, проведенные администрацией Терского округа, показали, что они действительно не имели какого-либо отношения к Зелимхану. Тем не менее, царские власти без суда и следствия, юридического определения меры вины тысячами подвергали арестам и ссылкам чеченцев, лишь потому, что они сочувствовали борьбе Зелимхана. По прибытии в Калугу, начиная с 29 апреля 1912 г. учреждается надзор полиции за Хаджи-Митаевым.
Жизнь шейха Бамат-Гирей-Хаджи в Калуге в отличие от ссыльных не сопровождалась большими лишениями. Он снимал жилье и обеспечивал себя за счет собственных средств. Если остальные сосланные жили на государственном довольствии, за счет специально выделяемых ссыльным средств, то Бамат-Гирею-Хаджи в них было отказано.
Рядом с Бамат-Гирей-Хаджи Митаевым находились его верные мюриды, которые нередко из Чечни приезжали в Калугу, оказывали ему посильную помощь. Дружеские узы связывали Бамат-Гирей-Хаджи с Докку-шейхом и шейхом Батал-Хаджи. С Докку-шейхом они были не только одногодки, но и родились в один день. «В этот мир мы пришли в одно и то же время и уйдем вместе», – не раз говорил Бамат-Гирей-Хаджи своему другу. Слова эти оказались пророческими: смерть к ним пришла в один и тот же день.
5. Возвращение.
Сосланный в Калугу шейх Бамат-Гирей-Хаджи после года проживания под гласным надзором полиции не без участия своих мюридов совершает побег. Предчувствуя приближение смерти, он отправляется на родину отцов, чтобы попрощаться со своими близкими и мюридами, оставшимися без духовного наставника. Тяга на родину у Бамат-Гирея-Хаджи была огромной. Даже в состоянии болезни он обращается к властям с просьбой разрешить вернуться в Чечню. Царский документ от 14 мая 1914 г. свидетельствует, что «Бамат-Гирей-Хаджи, находясь в состоянии недомогания», обратился с просьбой к наместнику его императорского величества на Кавказе разрешить ему вернуться на родину. 22 мая особый отдел Канцелярии его императорского величества на Кавказе объявил ему, что «означенное ходатайство просителя главным кавказским начальством отложено»[8, с. 7].
Когда неожиданно для всех в Автуры вернулся шейх Овда, его сын Али стал упрекать отца за побег из ссылки. На упреки сына Бамат-Гирей ответил: «Мой учитель Кунта-Хаджи во время своего ареста, успокаивая взволнованных мюридов, обещал им, что скоро вернется. До сих в сердцах мюридов теплится надежда на его возвращение. То же самое, поневоле, было сказано и мною во время моей ссылки. Я вернулся, чтобы выполнить данное обещание, а также назвать своего последователя, которым станешь ты. Знаю, что должен вернуться в ссылку и там буду находиться до конца моих дней». Выполнив свою миссию, пообщавшись с родственниками и многочисленными мюридами, он возвращается в Калугу.
29 июня 1913 г. пристав 2-й части города Калуги сообщает калужскому полицмейстеру, что «дознание для привлечения Митаева к ответственности по 63 ст. о нак. передано мною городскому судье 2-го участка гор. Калуги 23 сего июня за № 9218. указ Калужского губернского правления в дополнение к дознанию, препровожденному губернскому судье сего июня»[8, с. 15-15 об.].
Дело о наказании шейха Бамат-Гирея-Хаджи несколько затянулось, поэтому 28 октября 1913 г. калужский полицмейстер приказывает приставу 2-й части гор. Калуги донести ему, « в каком положении дело о привлечении к ответственности по 63 ст. поднадзорного Митаева»[8, с. 17]. В ответ на это 31 декабря 1913 г. была дана справка, согласно которой городской судья дело еще не рассматривал, и оно «будет передано им Мировому судье Терской области по месту обнаружения виновного Митаева»[8, с. 17 об.].
Считается, что мусульманские святые (аулийа) наделяются Аллахом сверхъестественными способностями, что позволяет им совершать необычайные поступки. По рассказу мюридов, Бамат-Гирей-Хаджи обладал подобными способностями. Накануне своей кончины он пожелал увидеть очень близкого ему мюрида по имени Абу-Муслим из Центороя. Он обратился к своим мюридам, находившимся при нем, с просьбой пригласить к нему Абу-Муслима из далекой Чечни. Мюриды оказались в затруднении, не зная как исполнить просьбу своего учителя. Видя это, Овда, прикованный к постели, негромким голосом позвал абу-Муслима. В этот момент Абу-Муслим, который был занят пахотой на своем земельном участке, отчетливо услышал зов устаза. Бросив все дела, он отправился в Калугу к своему духовному наставнику, куда добрался благополучно.
Пристав 3-й части г. Калуги 17 сентября 1914 г. составляет рапорт в Калужское городское полицейское управление, в котором сообщает, что «состоявший под гласным надзором полиции… житель Веденского округа Терской области Бамат-Гирей-Хаджи Митаев умер 13-го сентября»[8, с. 9].
Абу-Муслим и другие мюриды привезли тело шейха в Автуры. На могиле Бамат-Гирея-Хаджи по желанию его сына Али Митаева воздвигается мавзолей (зиярат), ставший местом паломничества многочисленных верующих из Чечни, Ингушетии и Дагестана.
6. В памяти народной.
Роль вирда Бамат-Гирея-Хаджи и его сына Али (Вели, так именуют его последователи) в чеченском обществе в годы советской власти была низведена до минимума. На их официальную деятельность, как и на деятельность других суфийских братств, власть наложила запрет, хотя во время похорон людей или иных событий они устраивали публичные зикры, тем самым сохраняя вирдовые традиции.
Посещая суфийские зияраты, многие паломники просят у Аллаха исцеления от болезней, спасения от несчастий. В годы советской власти партийными и государственными органами предпринимались попытки ликвидировать зиярат Бамат-Гирей-Хаджи, видя в нем духовного конкурента. Даже мертвые шейхи и устазы доставляли хлопоты атеистам, пытавшимся стереть в народной памяти какие-либо представления о них.
Как-то советские борцы против ислама попросили русского тракториста разрушить зиярат Овды, но он, побоявшись Бога, решительно отказался сделать это. Тогда за «дело» взялся ретивый партчиновник, чеченец по национальности. Сев на бульдозер, он направил его на мавзолей Бамат-Гирей-Хаджи, как только он задел край стены зиярата, его хватил паралич. А через некоторое время он умер. Это событие верующие проинтерпретировали как кару, ниспосланную свыше.
Религиозные традиции в социокультурной жизни чеченцев, несмотря на противодействии власти, продолжали существовать, оказывая латентное сопротивление. Вопреки запретам верующие продолжали посещать зияраты своих устазов и шейхов. Между прочим, этот религиозный ритуал продолжает сохраняться и поныне, что означает его инкорпорированность в религиозную культуру чеченского этноса.
Зиярат Овды и сегодня является местом паломничества его многочисленных последователей, которые в своих молитвах, обращенных к Богу, просят избавить их от болезней, несчастий, насилия. Приобщение к святости придает им душеные силы, укрепляет их веру и надежду в лучшее будущее.
Заключение.
Суфийские традиции в духовной культуре чеченцев не есть нечто внешнее, второстепенное. Они превратились в важные символы, существенно характеризующие этническую идентификацию чеченцев. Никакими репрессиями они не могут быть «зачищены». Не удалось это сделать и в годы советской власти, когда многие духовные авторитеты чеченского народа были расстреляны или запуганы. На этой основе западные ориенталисты, исследовавшие ислам на Северном Кавказе, считали представителей суфизма своего рода пятой колонной. В исследованиях западных ученых суфизм на Северном Кавказе называется «неофициальным», «параллельным», «народным» исламом. Тем самым подчеркивается отличие «официального» ислама, подконтрольного власти, от ислама народного, проявляющегося в форме суфизма. В этот период, благодаря суфийским братствам, власти так и не удалось подвергнуть мусульманское население сплошной атеизации. Среди чеченцев культура ислама, несмотря на масштабное наступление коммунистической идеологии, сохранялась благодаря сопротивлению вирдовых братств, которые местные атеисты называли «сектами», а их членов – фанатиками, мракобесами и тунеядцами.
Начиная с 1992 г., суфизм в Чечне подвергся «ваххабитской» агрессии, что приводило к конфликтам и даже кровавым столкновениям. Но суфизм в силу его слитности с этнокультурными основаниями народа выдержал атаку ваххабитского экстремизма.
Важно отметить, что современная модернизация ослабляет многие этнокультурные традиции, хотя в сельской местности, где социальные трансформации замедлены, они достаточно прочны. Село – главный фактор воспроизводства суфийской культуры в Чечне. Именно консерватизм села явился мощным препятствием распространения религиозного экстремизма (ваххабизма) в Чечне, хотя через обильное финансирование ему все-таки удалось привлечь на свою сторону социальных аутсайдеров и духовных маргиналов.
Почитание суфийских шейхов – устойчивая духовно-культурная традиция в Чечне, и Бамат-Гирей-Хаджи в этом отношении не составляет исключения. Попытки расшатать эту традицию провалились. Хотя экономические, социокультурные преобразования часто приводят к коррекции традиций. Но это – вопрос для специального анализа.
Литература.
1. Тримингэм Дж.С. Суфийские ордена в исламе. М., 1989. с. 253.
2. Сулейманов А. Топонимия Чечни. Нальчик, 1997. с. 662.
3. Максимов Е. Чеченцы. Историко-геогрфический статико-экономический очерк//Терский сборник. Вып. III. Кн. II. Владикавказ, 1893. с. 30.
4. Акаев В.Х. Шейх Кунта-Хаджи: жизнь и учение. Грозный, 1994, с. 92.
5. Авторханов А. Мемуары. Frankfurt/Main//Посев, 1983. с. 41.
6. Государственный архив Российской Федерации. Департамент полиции. 5-е производство, № 635. Ч. 2.
7. Русское слово. 1912. 17 апр.
8. Государственный архив Калужской области, ф. 785, оп. 1, д. 315.
